Пьер Боннар: мастер мерцающей яркости, написавший сложные картины, но сделавший их ясными и доступными

Адъюнкт-профессор истории искусств Австралийского национального университета

Саша Гришин не работает, не консультирует, не владеет акциями и не получает финансирования от какой-либо компании или организации, которым будет полезна эта статья, и не раскрыл никакой связи, кроме своей академической должности.

Австралийский национальный университет предоставляет финансирование как член The Conversation AU.

Посмотреть всех партнеров

Пьер Боннар, в отличие от своего старшего современника Поля Гогена, никогда не посещал Австралию, однако влияние Боннара на австралийское искусство широко распространено и глубоко.

Эта необычная и великолепная выставка в Национальной галерее Виктории позволяет нам увидеть Боннара как никогда раньше.

Частично это связано с исключительной глубиной отбора более чем 100 работ Боннара для этой выставки, в основном основанных на обширной коллекции парижского Музея Орсе.

Отчасти это стало гениальным ходом, когда он поручил знаменитому парижскому архитектору и дизайнеру Индии Махдави создать сценографию выставки.

Выставка – это творческое сотрудничество художника и дизайнера. Архитектурный реквизит, расписные стены, специальные ковры и мебель — все это создает интимную атмосферу, настраивая на погружение в волшебство цвета Боннара.

Как и его современник, русский художник Василий Кандинский, Пьер Боннар (1867-1947) первоначально изучал право. После окончания учебы он отказался от него, чтобы продолжить карьеру художника.

Как и Кандинский, он жил и работал в центре мира искусства своего времени. Он был связан со многими ключевыми художниками, и все же, в конечном счете, Боннар – как и Кандинский – был по сути одиночкой, проложившей себе одинокий путь.

В последнее десятилетие XIX века Боннар вместе с несколькими другими молодыми парижскими художниками, в том числе Эдуаром Вюйаром, Морисом Дени и скульптором Аристидом Майолем, сформировал художественное братство, подобное братству назареев и прерафаэлитов.

Они называли себя «Наби» (еврейско-арабское слово, означающее «пророки») и, по сути, переняли эстетическую позицию Гогена — синтетизм.

Читать далее: Как информатика использовалась для раскрытия методов гравюры Гогена

Основной аргумент синтетизма заключался в том, что объект искусства, созданный художником, представляет собой синтез собственного видения художника, его подготовки, используемой среды, а также стимула изображенной сцены или объекта.

Другими словами, это была теория, которая давала творческому человеку большую творческую свободу в интерпретации сцены или композиции произведения искусства, а не просто в его транскрипции.

Ранние шедевры Боннара Наби включают «Сумерки, или Игра в крокет» (1892 г.) и «Париж, улица Парм в День взятия Бастилии» (1890 г.). Они наслаждаются качествами сплющенной картинной плоскости, неожиданными точками зрения и сильными декоративными свойствами.

«Сиеста» (1900), великолепная картина из собственной коллекции NGV, заставляет Боннара двигаться к более светлой и яркой палитре с авантюрными пространственными конструкциями.

Якобы это просто изображение модели, изображенной в интимном пространстве мастерской художника.

Однако, входя в пространство изображения, вы понимаете, что фигура представлена ​​под большим углом. Вы буквально вглядываетесь в пространство, где масса скомканных простыней и мягкая чувственная плоть встречаются с обоями и ковром с богатым рисунком, которые, кажется, окутывают и окружают их.

Хотя фигура в ее позе может отсылать к известной статуе классической античности, ее исполнение вполне современно. Прикроватный столик наклоняется к фигуре по диагонали и открывает работу целому ряду фрейдистских интерпретаций.

Хотя Боннар здесь вполне может опираться на такие разнообразные художественные источники, как Мане, Матисс и Сезанн, сама картина представляет собой чудесно решенное и единое художественное высказывание – триумф визуального интеллекта.